Из локации из Таверны "Золотой коготь"

Когда девушка уверенным шагом отправилась от городских ворот прямо в перелесок, Амалирр удивился, но пошел следом, не сбавляя шагу. Когда она двинулась прямо в чащу, он удивился второй раз. И, пролезая меж кустов и веток, думал только о том, что конспирация его сейчас будет раскрыта самым недостойным образом. Выглядело оно и правда не совсем красиво — пристает, преследует, даже уединиться не дает. И тут он удивился третий раз, когда понял, что потерял ее из виду, пока отцеплял от куртки очередной сук.
«Вот это номер… — подумал он, оглядываясь, — И что теперь делать? Не хватало еще тут заблудиться.  И куда, собственно, она делась? Что-то не похоже, что бы тут где-то было жилье».
Понимая, что если сейчас он зайдет дальше, назад дороги может и не найти, Амалирр в нерешительности остановился. Происходящее перестало ему нравится. Сумерки уже начинаются, ни единого признака обозначающего человеческое присутствие он не обнаруживал.
«Вообще-то тут и волки водиться могут, — подумал он, соображая, что при себе нет даже кинжала. — Очень сомневаюсь, что у нее есть хоть какое-то оружие. Ну не оставлять же ее одну в лесу наночь. Вот только интересно, где ее искать?»
Он крутился на месте и не знал куда идти, как вдруг услышал тихий звук. Откуда-то доносился голос. Поющий голос. Амалирр несколько секунд прислушивался, а потом пошел на него. Звук вывел его к поляне. Сначала он увидел причудливо сплетенные ветвями деревья, а потом, у корней, обнаружил сидящую фигурку. Амалирр выдохнул с облегчением — он узнал свою беглянку. О чем она поет он не понимал, этот язык ему был не знаком. Однако и сам голос, не совсем был похож на девичий. Он был тонкий и чистый, но с нотками какой-то странной силы. Той самой силы, которую он почувствовал и днем, но не смог никак для себя объяснить.
Обойдя поляну по кругу, он несколько раз случайно хрустнул ветками, и думал, что уже будет обнаружен. Но прекрасный голос даже не дрогнул. Девушка продолжала петь и перебирать что-то на коленях. Он зашел с той стороны, где она наверняка могла его увидеть, и остановился довольно близко. Голос не прерывался, и голова была опущена все так же. Измученный путешествием, Амалирр сел на какую-то корягу, и опершись локтями на колени, минуту переводил дыхание. Его не замечали. Но прятаться уже было бессмысленно. Бежать им обоим было некуда (он очень на это надеялся), а выглядеть подглядывателем надоело, итак уже забрался черти куда. В конце концов, если она его пошлет подальше — сам виноват. И он нарочно каблуком нажал на сухую ветку. Этот хруст уже нельзя было не услышать.

Отредактировано Амалирр (2013-02-04 20:31:56)

Амалирр нарочно каблуком нажал на сухую ветку. Этот хруст уже нельзя было не услышать.
Песня оборвалась, и пугливое создание на него обернулось. Заметно было, что не ожидала она увидеть преследователя. Все тот же затравленный взгляд, как в трактире, те же поспешные жесты – сгребла что-то к груди и замерла.
Амалирр, даже не пытался шевелиться. И устал, и хотел дать понять, что пришел не для того чтобы набросится. Стоило бы тащиться в такую даль, если бы его интересовала легкая добыча. А что он тогда хочет? Сам не знает. Весь день совершает странные поступки, и не понимает почему. Побросал все дела, гонялся по улицам за девчонкой, которая даже имени не назвала. Да что имени — она вообще его игнорирует. Еще и боится до такой степени, как будто он с ножом за ней бегает. Бегает… Бегает, как будто ему не 25, а 15. Сказать кому, не поверят. А зачем? Побоялся ее в лесу оставить? А сам теперь отсюда один не выйдет. Ночью однозначно. Да и днем едва ли.
«Все-таки, кто из нас сумасшедший, я или она? Сидим посреди чащи, без оружия, людей нет – случись что, следов даже не найдут. Нет уж, раз завела, пусть сама и выводит».
И он насупил брови. А девушка, тем временем, сгребла вещи и отошла на другую сторону поляны. Разложила плащ и очень красноречиво продемонстрировала, всю степень безразличия к присутствующим. Амалирр наблюдал за тем, как она, кутаясь, улеглась на землю.
Гордая. Никто не нужен, идите все к чертям. И не боится ничего, даже в лесу ночью в одиночку спать. Хотя, ей, судя по всему и выбирать не из чего. Руки тощие, круги под глазами. Он вздохнул и поднялся с коряги. Собрал сухих сучьев,  не говоря ни слова, бросил их на землю в паре шагов от лежащей девушки, и присел над ними на корточки. Он выставил над хворостом ладони, словно прислушивался, не идет ли от них тепло. А через минуту под руками появились едва заметные алые отсветы. Сначала несколько искр, потом слабые, тихие язычки пламени стали пробиваться из центра и облизывать ветки. Амалирр, еще пару раз сходил за хворостом, чтобы хватило на всю ночь, сложил все это рядом. А потом, наплевав на предосторожности, сел совсем рядом с притворяющейся спящей девушкой. То, что она не спит, он понимал, но не подавал виду. Хочет играть в эту игру, пусть играет. Но ему лучше быть поближе, мало ли что, лес все-таки… И ей так теплее будет.

Амалирр молча смотрел то в костер, то себе под ноги. Хворост горел быстро, и дымил щедро. Это спасало от комаров, которые вместе с темнотой выскочили откуда-то целым роем, но не спасало от неловкости, которую он чувствовал. Сейчас даже больше, чем когда крался за беглянкой  втихомолку.
Она не спала, он слышал, как шуршит травой, замечал, что подрагивало от движения плечо. Но она не поворачивалась, продолжала игнорировать. И ему от этого становилось стыдно. Вмешался в чужую жизнь. Навязался. А уйти не может…  Не может бросить и забыть. Вот так друг стало страшно, что что-то случится, что кто-то обидит.
«Ну, привет… — подумал он, оглядываясь на девушку и словно заглядывая внутрь себя, — А ты, оказывается, влип. Ну и что теперь делать?  Не бегать же вот так следом. И что ей сказать? «Не бойся меня»? Бред.  «Я просто так пришел, проверить, все ли с тобой в порядке»? Еще лучше! Так только и пугают. Она и так напугана. Да и не мной, и не этим лесом, там что-то посерьезнее. От людей просто так не бегают, разве что когда с законом не в ладах, или кто-то следом гоняется. А тут еще я.»
Он крутил, в руках длинную ветку, скреб пальцем на ней кору, не зная, куда деть руки, и себя всего вместе с ними тоже. И вдруг девушка повернулась и села. И без того взлохмаченные волосы сейчас и вовсе растрепались, и она пряталась в них, как зверек  в норке. Пряталась, но смотрела на него.
«Стукнуть не пытается, и то хорошо, — подумал он, и про себя криво улыбнулся».
А девушка опять обхватила себя за плечи, как от холода, и на Амалирра вдруг накатило невыносимое щемящее чувство: захотелось осторожно сгрести ее в охапку, прижать к себе и согреть. Просто обнять и не отпускать, закрыть от всего, защитить, успокоить… Но кто ж ему позволит.
Он даже не успел себя остановить, как протянул руку к ее лицу и убрал в сторону светлую прядь. Расправляя ее, отодвигая с лица. Светлые глаза засветились в темноте ярче, розовым, отражая свет костра. Его огня. Нет, он точно ее не бросит теперь.
— Спи, если хочешь, я никуда не уйду, пока ты не проснешься.
А рука все не отпускала прядь. Ладонь коснулась щеки. Нежной, прохладной. Амалирр подался вперед, и обнял тонкую фигурку. Прежде чем она успела испугаться, сообразить, оттолкнуть — прижал к себе сильно, заботливо, как маленького ребенка. Накрыл затылок ладонью.  И даже сам не понял, что сделал. Но от ощущения хрупких плечиков, в своих объятиях, сердце заколотилось так, что дышать стало трудно.  И пусть она вырывается, пусть пытается его оттолкнуть, он все равно не отпустит ее. Все равно докажет, что нигде ей не будет так хорошо и спокойно, как в его руках. Пусть только поверит...

Отредактировано Амалирр (2013-02-06 20:52:39)

“Тише! Тише!» - повторял он мысленно, а вслух не говорил ни слова. Словами не успокоишь, словами не объяснишь. Пусть сама почувствует, что сейчас у него внутри.
«Не бейся, птичка моя растрепанная, я, все равно, сильнее тебя.
Я тебя согрею.
Не дам тебя в обиду никому.
Не бойся ничего».
Сопротивление постепенно ослабло. Она перестала упираться, перестала вздрагивать. Амалирр почувствовал, на шее ее дыхание – уткнулась носом. И он вздохнул облегченно — значит он был прав, значит все правильно. Он щекой прижался к ее голове, почувствовал как волосы пахнут влажной травой, ночными цветами, чем-то таким неведомым, едва уловимым. Он носом зарылся в эти волосы, чтобы глубже вдохнуть, наполнить легкие этим запахом. Пусть растекается в нем, прохладный, легкий, остудит его горячую голову. Может сердце перестанет колотится с такой силой наконец.
Запускал в спутанную гриву пальцы, гладил затылок, шею. Осторожно, ласково, убаюкивающее. Теплые выдохи ему в шею стали спокойнее, размереннее. Амалирр прислушался: она и правда уснула.
Он долго сидел так же, не меняя позы, крепко прижимая к себе спящую хрупкую фигурку. Не отпуская, не расслабляя рук. Словно, чем сильнее к сердцу, тем надежнее. И только иногда начинал чуть покачиваться, баюкая. В слабых бликах костра он почти не видел очертаний лица, только угадывал овал скулы, бровь, всматривался в идеальные линии и представлял, какой она будет, когда улыбнется. Что так будет, и что он сам этого добьется, Амалирр даже не ставил под сомнение. Утром же он ее уведет из этой глуши к себе в гостиницу и приведет в порядок. И пусть упирается, пусть что угодно делает. Хоть на руках, но он ее туда принесет.  Отмоет и оденет. Расчешет эти шелковые прядки…
Он губами коснулся ее виска. Едва-едва, чтобы не разбудить. Теплая. Стала теплой. И он сам себе улыбнулся, странно счастливой улыбкой, и мысленно обозвал себя идиотом, за то сумасшествие, которое сейчас путало у него все внутри, сбивало с толку, разрушало планы, да вообще все ставило с ног на голову. 
Эта близость накатывала на него волнами такой щемящей нежности, хотелось еще сильнее сжать ее в объятьях, но он боялся шевелиться, чтобы не разбудить. Пусть спит, пусть останется у него в руках как можно дольше.  Он тихонько прикоснулся лицом к ее лицу, медленно, чтобы не нарушить зыбкого волшебного небытия; щекой к ее скуле, потом носом к ее тонкому носику. И губы сами нашли ее тихое дыхание.

Амалирр опомнился, что целует спящую девушку, когда возле уха у него звякнули браслеты. Застигнутый, как вор во время кражи, он даже дышать перестал. Однако ничего не случилось. Ничего, из того, что он ожидал. А вот из того что не ожидал: рука, лежавшая у него на груди — вдруг обняла  за плечо. Амалирр весь превратился в слух. Он попытался в темноте всмотреться девушке в лицо. Нет, она точно спит. И что-то во сне шепчет, только он не понимал что. Не отодвигая лица, касаясь щекой щеки, Амалирр продолжал прислушиваться, к тому, как она дышит, к тому, как рука на его плече, вдруг бессознательно стала гладить его по шее. Толи ему показалось, то ли она и правда улыбнулась. Это совсем сбило его с толку. Сбило и разволновало.
«Кого ты там видишь во сне сейчас? Кого-то вспоминаешь, кто был тебе дорог? Уж конечно меня бы ты так не обнимала. Наверняка, что кто-то у тебя в сердечке есть, или был, быть может. Может  сейчас я тебе кого-то напоминаю, кто обнимал так же…»
Спящая чуть двинулась в его руках, откинула головку. В полумраке Амалирр заметил небольшую родинку, на шее. Так близко к его лицу. Так близко к губам, что просто невозможно было сдержаться. И он потянулся к ней, прикоснулся осторожно. Почувствовал, как у него под губами дрожит ее дыхание. Жар волной прокатился у него по позвоночнику и до самого затылка. Эта беззащитное  создание вызывала сейчас такую волну нежности и желания приласкать, целовать ее всю, что Амалирр боялся не совладать с собой.
«Нет, нет, нет!  Только не так, только не спящую!  Взять себя в руки и успокоится. Я не имею права, я не должен и я не буду.» 
Я хочу, чтобы ты сама меня целовала, не хочу воровать, не хочу пугать. Я хочу, чтобы губки твои мне ответили. Вот только, возможно ли это?

Просидев несколько часов без движения, еще и не разнимая рук, держа спящую свою драгоценность, Амалирр сам едва не заснул. Сидя в оцепенении, и прислушиваясь к тихому дыханию, он впадал в мечтательный полусон, и только вполуха улавливал, что творилось вокруг. К счастью, этой ночью никому не пришло в голову искать в лесу легкой добычи. И даже погасший костер не играл уже никакой роли. А он погас уже давно, потому что подкладывать в него сучья было некому… Огненная стихия архонта и так поддерживала его дольше, чем пламя горело бы самостоятельно. Но уже начинался рассвет, и Амалирр попросту устал. Угли едва тлели, сумерки возвращались, но не розовые вечерние, а желтоватые утренние. Начинал шуметь лес, очень неуверенно, хриплыми спросонок голосами рассветных птиц. По кустам прокатился ветер и замер в камышах у ручья. Амалирр окончательно проснулся.
Ни шеи, ни спины, ни ног он, оказывается, не чувствовал. Слишком долго просидел не шевелясь. И почему-то его это рассмешило. Вообще все происходящее вызывало в нем какую-то странную радость. Так все в его жизни катилось по намеченному направлению, так все было понятно и ясно, что начинало становиться однообразным. Казалось, что ничего уже не может удивить, ничего не может вывести эмоции из равновесия, все, что мог он испытал, все удовольствия попробовал, попутешествовал, столько интересного (а больше — неприглядного) увидел в людях, что ничем не выбьешь из колеи. А тут вдруг, как в детском сне — ни о чем не думая, сорвался куда-то в сторону и сидит сейчас, думает, что будет, когда и эта растрепанная птичка в его руках проснется. Пытается придумать какими словами ее уговорить пойти с ним, чтобы не пришлось тащить силой. Когда стало чуть светлее, и Амалирр уже хорошо различал и черты ее и то, как подрагивают тонкие синеватые веки, девушка наконец зашевелилась и стала тереть сонные глаза. Он не сжимал ее руками, не держал, чтобы не давать повода вырываться, только тихонько гладил по плечу пальцами.
— Доброе утро, — тихо прошептал Амалирр.